14-го ноября прошлого 1896 года мной было отправлено редактору газеты "Врач" г. В. А. Манассеину нижеследующее письмо:

Глубокоуважаемый Вячеслав Авксеньевич!

В интересах принципа "audiatur et altera pars" не откажите поместить на страницах редактируемого Вами журнала нижеследующие строки.

В № 41 "Врача" на стр. 1167–1169 помещена рецензия д-ра К. Вагнера о недавно появившейся в русском переводе "Фармакологии и токсикологии", изданной венским профессором Drasche. Бóльшая часть этой рецензии посвящена разбору помещенной в немецком оригинале статьи д-ра Sperling'а о гомеопатической фармакологии и производит впечатление, как будто и вся эта рецензия написана с единственной целью показать всю негодность статьи Sрerling'а и оправдать поступок редакции русского перевода, заменившей эту статью статьей самого д-ра Вагнера. Для характеристики этой злополучной статьи д-ра Sperling'а д-р Вагнер делает из нее несколько выписок, которые не только не дают никакого понятия о ней, но даже, благодаря тому что приведенные отрывки лишены связи с целым, могут дать о ней и ее авторе совершенно превратное представление. Так, д-р Вагнер делает выписку с целью доказать, что д-р Sperling отрицает "научную медицину" и бранит физические способы лечения ("Еще долго, — восклицает он [т. е. Sperling], — будут приносить все больший вред напряженным вмешательством, массажем, электричеством, водой, безрассудно большими приемами болеутоляющих и снотворных средств" и т. д.), между тем как д-р Sperling вовсе не отрицает ни того, ни другого, как можно видеть из следующего места его статьи:

Мне вовсе не чуждо применение других терапевтических средств. Я применяю то одно, то другое, смотря по тому, которое мне кажется более подходящим для данного случая, и я думаю, что я вправе сделать из своих наблюдений вывод, что известные случаи относятся совершенно отрицательно к электричеству, другие — ко всякого рода применениям воды, еще иные — к массажу и т. д. Равным образом, я полагаю, есть много случаев, совершенно не подходящих для гомеопатических средств, но при которых оказываются полезными известные минеральные источники или химические вещества в умеренных дозах. Но, с другой стороны, немало также число таких больных, которым только что названными средствами, в случае неправильного их применения, наносится огромный вред, тогда как при лечении их по гомеопатическому способу опасность повредить понижается до minimum'a. Это главное преимущество гомеопатической терапии, которую за это нельзя достаточно восхвалить. Кто не вполне убежден в этом, тому я советую старательно прочесть книги Levin'a ("Nebenwirkungen der Arzneimittel") и Kobert'a ("Lehrbuch der Intoxicationen").

Из этих двух отрывков всякому непредубежденному ясно, что Sperling ничего не отрицает, а говорит в них лишь против злоупотребления как физическими методами лечения, так и лекарствами, в чем с ним, конечно, должен согласиться всякий товарищ. Да и странно было бы Sperling'y бранить физические методы лечения, так как он сам является видным представителем одного такого метода. Ведь он вовсе не гомеопат, как можно подумать, читая рецензию д-ра Вагнера, а известный электротерапевт, книга которого по электротерапии вышла уже 6-м изданием, и был он приглашен для сотрудничества венским профессором Drasche для статей по электротерапии и нервным болезням, а не по гомеопатии, с которой он и сам-то познакомился каких-нибудь два года назад.

Прав также Sperling и в своем утверждении, что "известное число врачей не верит более в действие лекарств, они прописывают их только ut aliquid fieri videatur". Подобное неверие в лекарства особенно распространено, как известно, среди наших русских врачей и, между прочим, в особенности среди учеников д-ра Манассеина, к которым принадлежит и д-р Вагнер.

Далее д-р Вагнер утверждает, будто бы Sperling на основании единственного опыта с графитом, при котором он наблюдал под микроскопом, что мелкие частички его движутся в воде с известной быстротой, а большие глыбки лежат неподвижно, делает следующий вывод: "Действие гомеопатических лекарств на больных стоит для меня вне всякого сомнения, и я полагаю, что сделал достаточно опытов, чтобы составить себе об этом мнение". На самом же деле гомеопатическим потенциям Sperling посвящает довольно большую главу, и приведенное заключение делает вовсе не на основании одного опыта с графитом.

Наконец, приводя в пользу гомеопатии действие минеральных вод, Sperling доказывает цифровыми данными, что гомеопаты назначают, например, мышьяк в бóльших дозах, нежели те, в каких он содержится в натуральных водах, например, в Levico.

Приведенного вполне достаточно, чтобы убедиться, что рецензия д-ра Вагнера лишь извращает смысл статьи д-ра Sperling'a, а потому товарищам, которые пожелали бы с ней познакомиться, чтобы иметь о ней собственное мнение, я посоветовал бы обратиться непосредственно к оригиналу (на немецком языке, как и на русском, она имеется в отдельном издании). Если эта статья Sperling'a помещена проф. Drasche в его "Библиотеке медицинских наук", то, очевидно, она одобрена как самим Drasche, так и его сотрудниками, являющимися выдающимися представителями современной медицины на западе. А если они обратили внимание на эту статью и допустили поместить ее рядом со своими, то почему же не познакомиться с ней и нам, русским врачам.

Но, быть может, статья д-ра Вагнера о гомеопатии, помещенная в русском издании "Фармакологии" Drasche вместо статьи Spеrling'a, имеет перед ней какие-либо преимущества, чем и объясняется подобная замена? В своей рецензии д-р Вагнер пишет, что при составлении статьи о гомеопатии он старался быть беспристрастным. Но этого беспристрастия не видно ни в его рецензии, ни в этой статье. Да и как он мог быть беспристрастным, не признавая за гомеопатией никакого права на существование, а за гомеопатами — на какое-либо уважение, считая гомеопатию лишь "исчадием" "ложного грубо-эмпирического" направления в медицине?

Я не могу здесь подробно разбирать статью д-ра Вагнера, так как для этого пришлось бы написать больше, нежели сколько занимает его статья, а потому ограничусь лишь двумя-тремя местами, тем более что статья эта представляет не оригинальный труд, а лишь компиляцию, составленную главным образом по двум сочинениям против гомеопатии: Родзаевского "Гомеопатия как медико-философская система в ее прошлом и настоящем" и Лозинского "Гомеопатия по учению ее авторитетов". Компилируя свой статью из этих сочинений, д-р Вагнер не счел нужным справиться по первоисточникам даже относительно тех мест, которые он цитирует. Он не справился относительно того, что пишет, даже по таким книгам, которые всегда были у него под рукой (как любая фармакология). Я остановлюсь подробно только на данном опыте Ганемана, послужившем для него первым толчком к созданию им своего учения, и которому как д-р Вагнер, так и другие противники (и сторонники) гомеопатии придают главенствующее значение.

Говоря об этом опыте на стр. 121 и 122, д-р Вагнер (вместе с проф. Эйхвальдом) подозревает, что Ганеман "вовсе и не производил опытов над самим собой" и утверждает, что это наблюдение Ганемана относительно хины решительно никем не подтверждено, ни аллопатами, ни даже гомеопатами. Если бы д-р Вагнер вместо того, чтобы выписывать эти опровержения из сочинений противников гомеопатии полюбопытствовал заглянуть в любую фармакологию, чтобы иметь собственное мнение о том предмете, о котором ему пришлось писать, он никогда бы не написал разбираемых строк. Так, уже в той же "Фармакологии и токсикологии" Drasche, в которой помещена статья д-ра Вагнера, читаем на стр. 857: "Изредка хинин производил то парадоксальное действие, что вместо падения температуры им непосредственно вызывался лихорадочный приступ". В "Лекциях фармакологии" проф. Бинца, на которого также ссылается с чужих слов д-р Вагнер как на лицо, не могущее подтвердить наблюдений Ганемана, на стр. 709 и 710 (изд. 1887 г.) об этом повышении температуры от хинина говорится довольно подробно. Одной здоровой 35-летней женщине "было назначено 0,2 грамма солянокислого хинина. Спустя час после этого появилось чувство тумана в голове с общим изнеможением и значительной общей слабостью, а по происшествии еще одного часа наступил очень сильный потрясающий озноб, причем температура в прямой кишке была повышена до 40,3° С, а число ударов пульса равнялось 120 в минуту. Вскоре вслед за этим появился сухой жар, а к вечеру температура тела, без пота, понизилась до 38,4° С. На другой день больная уже чувствовала себя совершенно здоровой. В следующий день было опять дано 0,3 грамма хинина, затем еще спустя некоторое время 0,2 грамма, и даже после 0,1 грамма, так что и на этот раз через два часа после приема хинина появился потрясающий озноб, и температура в прямой кишке поднялась до 40,2° С. Подобный же случай хининной лихорадки наблюдался в берлинской "Charité". "Приступ, появившийся после приема 1,0 грамма хинина, был до такой степени похож на настоящий пароксизм перемежающейся лихорадки, что его и приняли за таковой. Последующие приступы тоже были совершенно похожи на настоящие пароксизмы болотной лихорадки". И таких "случаев так называемого превратного действия хинина, — пишет проф. Binz, — которое выражается потрясающим ознобом с субъективным ощущением жара и с повышением температуры тела... в новейшее время сообщено много". По Nothnagel'ю и Rossbach'y ("Руководство к фармакологии", 1884 г.), температура тела у здоровых животных и человека от хинина "изменяется самое большее на одну десятую градуса, и не только падает, но может и повышаться", причем это возвышение температуры бывает иногда и более резко, "до 0,7 °С" (стр. 565). Проф. Lewin ("Побочное действие лекарств". СПБ, 1895 г.) посвящает "лихорадке после хинина" отдельную главу (стр. 255–257). "Эта лихорадка после употребления хинина, — пишет он, — бывшая предметом многих споров и рассуждений, появляется очень часто, как показывают более старые и позднейшие сообщения, сама по себе или в связи с другими явлениями побочного действия, например, с кожной сыпью. Аналогичное явление встречается довольно часто при употреблении других противолихорадочных средств, и потому этот своеобразных факт не является теперь чем-то исключительным". "Даже очень маленькие дозы хинина, например, 0,06... вызывают это осложнение. Наблюдение Hahnemann'а, у которого после больших доз хинной корки появлялась лихорадка, похожая на перемежающуюся, является, таким образом, вполне возможным. Лихорадочный приступ походил в некоторых случаях на пароксизм болотной лихорадки: озноб, затем сухой жар с головной болью, и, наконец, при понижении температуры пот". "Такие же явления могут наступить и после употребления отвара хинной корки (30,0 : 200,0)". У одного больного "температура тела достигала уже через 1–2 часа 41,5° С до 42,5° С". К этому иногда присоединялись рвота, понос и кровавая моча. "Если при таких симптомах не прекратить употребления хинина, то больной может умереть". "Мне кажутся малозначащими те сомнения, которые высказывались на счет возможности такой зависимости в этих явлениях", — пишет он в заключение. Наконец, Sperling в своей статье (см. Шперлинг "Гомеопатическая фармакология", стр. 23–24, мой перевод) указывает на опыты проф. Schulz'a, произведенные им на 10 слушателях, дозами 0,005–0,01 хинина pro die и описанные им в "Virchow. Archiv", 1887, Bd. 109. Эти опыты вполне подтверждают наблюдения Ганемана. Такие же результаты проф. Schulz получил и относительно некоторых других средств (например, железа). Но д-р Вагнер считает нужным совсем замалчивать эти опыты Schulz'a (проф. в Greifswald'e), производимые по методу Ганемана, и на которого особенно часто ссылается в своей статье д-р Sperling.

Приведенного вполне достаточно, чтобы убедиться в способности хинина вызывать лихорадку.

Далее д-р Вагнер утверждает, что, кроме хинного опыта, закон подобия доказывается еще лишь тем, что "нерв обоняния от зловония успокаивается нюхательным табаком" и "стон наказываемого шпицрутенами солдата... хитро заглушается свистящей дудкой и барабаном". Ганеман вовсе не доказывает этим закона подобия, а лишь приводит эти и другие примеры из обыденной жизни, чтобы дать о нем понятие. Для доказательства же существования этого закона в терапии он приводит массу примеров гомеопатического назначения лекарств из практики известных врачей и своей (см. "Органон", стр. 41–80, примеры гомеопатических излечений, произведенных врачами старой школы, "Опыт нового принципа для нахождения целебных свойств лекарственных веществ" и др. его сочинения).

Итак, и это утверждение д-ра Вагнера, сделанное им на основании чужих слов, неверно.

Больше я не стану разбирать статью "Гомеопатия" д-ра Вагнера, так как и приведенного вполне достаточно, чтобы судить о ее достоинстве. Сделаю еще только два замечания. На стр. 129 д-р Вагнер ставит в упрек гомеопатам то, что они прибегают к "вспомогательным средствам". Сам Ганеман вовсе не отвергал их, а напротив, придавал им большое значение, притом нужно не забывать, еще в то время, когда господствовавшая медицинская школа их совершенно игнорировала. Значение гигиенической обстановки больного, ухода за ним, диеты и проч., осознанное лишь в последнее время школьной медициной, проповедовалось гомеопатами с первых же дней основания этого учения, которое отличается от воззрения современной медицины лишь назначением внутренних средств.

На стр. 130 д-р Вагнер обвиняет гомеопатов уже прямо в шарлатанстве, говоря, будто они вместо гомеопатических назначают обыкновенные аллопатические средства. Вместо того, чтобы утверждать с чужих слов подобную нелепость, д-р Вагнер мог обратиться в любую из трех существующих в Петербурге гомеопатических аптек и просмотреть прописываемые врачами-гомеопатами рецепты, чтобы иметь собственные "вещественные" доказательства. Но он этого не сделал, и с легким сердцем бросает такое тяжелое обвинение.

В науке принято при составлении какого-либо коллективного труда как, например, хотя бы "Библиотеки медицинских наук" Drasche, обработку и составление отдельных статей поручать специалистам. Так поступил и проф. Drasche. Но редакция русского перевoда его "Библиотеки", очевидно, совсем другого мнения на этот счет, почему и нашла возможным поручить составление статьи о гомеопатии не специалисту, а лицу, совершенно с ней не знакомому. Что было бы, если бы проф. Drasche держался бы такого же воззрения и поручил составление отдельных статей о разных врачебных методах и лекарствах не сторонникам, а противникам этих методов и применения этих лекарств? Что вышло бы тогда из подобного "коллективного" труда?.. Прошу товарищей только на минуту представить себе это!

Ведь вопреки утверждениям д-ра Вагнера, медицина все еще далеко не стоит на "прочной научной почве", в ней и до сих пор еще эмпиризм играет большую роль, а в назначении фармацевтических средств — почти исключительно. Как это ни прискорбно, но все же нужно сознаться, что это так. Я сам сторонник точных научных знаний, но где их нет, там volens-nolens приходится пользоваться эмпиризмом. Потому что больной ведь не может ждать, пока медицина сделается "научной", он требует помощи немедленно. И поэтому-то в "Фармакологии" Drasche огромное большинство чисто эмпирических указаний без всякой научной подкладки. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров. Раскрываю книгу наугад и буду выбирать лишь ради сбережения места только мелкие средства:

Стр. 489. Мармелос предлагается "против дизентерии и поноса".

Матико — при перелое, кровотечениях, бронхите, катаре пузыря и диспепсии.

Мать-и-мачеха — против "скопления слизи".

Стр. 491. Мигренин — против мигрени.

Стр. 712. Резорцинол — при psoriasis, экземе, лишае; унимает зуд.

Стр. 877. Цедрон — против диспепсии, малярии, укушения змеей и собакой.

И т. д. до бесконечности.

Да наконец хотя бы ежедневно применяемые против головной боли antipyrin, antifebrin, phenacetin, разве имеют какие-либо научные основания для подобного применения, а не применяются чисто эмпирически? Итак, чисто эмпирически употребляется, повторяю, огромное большинство лекарств. А по д-ру Вагнеру, применение их носит "вполне научный характер". При желании же можно оспаривать научные основания применения чуть ли не всех фармацевтических средств, за очень немногими исключениями, что и случилось бы, если бы о них писали противники, желающие видеть лишь отрицательные стороны.

Такой труд как книга Drasche должен представлять, так сказать, последнее слово наших знаний, как научных, так и чисто эмпирических, относительно всех существующих врачебных методов и средств. Статья о гомеопатии тоже должна была дать нам об этом учении самые последние сведения, для чего составление ее нужно было поручить специалисту. Слепая ненависть, которую питают к гомеопатии современные врачи, и послужившая причиной замены статьи о ней д-ра Sperling'a другой, должна была бы здесь умолкнуть, так как в науке ей нет места. Несмотря на все гонения, гомеопатия все же существует уже 100 лет, в настоящее время ее практикуют до 15 000 врачей, она имеет свои школы, свои больницы. Должна же она иметь какие-либо положительные стороны, раз ее применяет такая масса врачей! Из статьи д-ра Вагнера мы их не видим, потому что он их и не знает. Но кому же как не самим гомеопатам знать ее как положительные, так и отрицательные стороны! И они нисколько не скрывают этих отрицательных и темных сторон своей науки. Непонятность главных положений гомеопатии с точки зрения современной науки еще не основание их отвергать, в особенности если они подтверждаются на практике. Ведь и так называемых животный магнетизм, перекрещенный теперь в гипнотизм, с таким же упорством отрицался научной медициной, а в настоящее время его признают одним из могущественнейших терапевтических факторов. Как бы не случилось того же и с гомеопатией. Вспомним слова мудрого Гамалиила, сказанные им синедриону по поводу преследования этим последним апостолов за их учение: "Оставьте людей сих: ибо если их дело от человеков, то оно разрушится само собой, а если от Бога, то вы не можете его разрушить; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками" (Деян. VI, 38–39). Как бы и современная школьная медицина по отношению к гомеопатии не оказалась в положении синедриона к апостолам.

А потому пора уже прекратить преследование этого учения, пора дать ему возможность свободно развиваться. Никого ведь нельзя обязать верить в то, во что ему не хочется верить. Поэтому пусть гомеопатический метод разрабатывается желающими. Но из-за этого они не должны терять нашего уважения, потому что всякий, работающий для раскрытия истины, для науки, заслуживает уважения. А остальные... могут спокойно ждать более убедительных для них результатов этой работы.

Да не подумает почтенный товарищ, что я имею что-нибудь лично против него. Я так же уважаю его, как и всякого работника на научной ниве; я привык всегда уважать чужое мнение и чужой труд, и в данном случае я только высказал свое мнение (и постарался подтвердить его фактическими данными), что д-р Вагнер, составляя статью о гомеопатии, взялся не за свое дело, в чем, быть может, он теперь и сам согласится со мной. Во всяком случае, кто из нас прав, кто виноват — пусть решат другие.

Примите, глубокоуважаемый профессор, уверение в глубоком к Вам уважении, в особенности за вашу правдивость и беспристрастие, которые Вы старались привить и своим ученикам.

От Вашего ученика И. М. Луценко
12/XI/96
г. Одесса

Письмо это в газете "Врач" напечатано не было. Я писал г. Манассеину в декабре вторично, спрашивая о судьбе моего письма в редакцию; затем я писал в январе текущего года, прося выслать мое письмо обратно, если оно не может быть напечатано во "Враче". Письма я посылал заказными, с приложением марок на ответ, но... ответом меня г. Манассеин не удостоил и даже письма моего в редакцию редактируемого им журнала не возвратил. Объяснить подобный поступок г. Манассеина можно лишь тем, что ни он, ни д-р Вагнер не могут опровергнуть сказанного мной в моем письме. Если бы они имели хоть малейшую возможность для этого, они, конечно, с удовольствием воспользовались бы удобным случаем, чтобы лишний раз поглумиться над гомеопатией и гомеопатами. Я знал это, и потому, чтобы лишить их возможности вилять и отделываться общими фразами вроде "это ненаучно", "это никем не доказано", "это не стоит внимания" и проч., я цитирую лишь сочинения, являющиеся настольными книгами каждого русского врача, книгами, по которым он учится фармакологии. Я нарочно указываю точно все цитируемые мной места, дабы каждый врач мог легко убедиться, что эти места действительно существуют в указанных мной книгах. Проф. Манассеин, сознавая опасность этой легкой проверки цитируемых мной мест каждым врачом, читающим редактируемый им журнал, и не будучи в состоянии опровергнуть этих мест, решил вырвать, так сказать, зло с корнем: он не только не напечатал моего письма, но даже решил не возвращать его мне. К счастью, у меня оказался черновик.

Признаться, я, хотя и знал непримиримую ненависть проф. Манассеина к гомеопатии, но все же совсем не ожидал подобного поступка с его стороны. Я не думал, чтобы человек, кричащий на всех перекрестках о своей честности и беспристрастии, требующий от своего товарища-врача идеальных чистоты и высоты, недостижимых для остальных смертных, чтобы этот человек решился... утаивать мнение своего товарища-врача, потому что оно не согласно с его воззрениями. И это представитель медицинской науки, воспитатель молодых врачей! Если я ошибаюсь, он мог показать мои ошибки, опровергнуть меня, но утаивать чужое мнение в истинной науке не принято.

Печатая настоящее письмо в журнале "Врач-гомеопат", я просил бы и другие газеты и журналы перепечатать его, чтобы заставить проф. Манассеина (или д-ра Вагнера) ответить мне на него или признаться в ошибочности их утверждения, что гомеопатия не имеет никаких научных основ, так как многие наблюдения врачей-гомеопатов, вопреки уверениям гг. Манассеина и Вагнера, подтверждаются представителями современной ортодоксальной медицины, доказательством чему могут служить между прочим и приведенные мной цитаты.

Д-р мед. И. Луценко
3 марта 1897 г.
г. Одесса